Повязанный кровью - Страница 52

Единственное, что выводило из себя, – бесконечные споры Шутника и старшины обозников. Нет, конечно, сколько лучников можно мобилизовать с монастырских земель, у каких – полесских или норлингских – пикинеров доспехи лучше или кто из вольных городов тайком поддерживает пиратов, вопросы крайне интересные, но когда каждый вечер два человека схлестываются по ним до хрипоты и никак не могут переспорить друг друга…

Насколько боеспособна тяжелая конница ордена «Пламенеющего меча»?

Зачем церковному войску столько арбалетчиков?

Где варят лучшую сталь?

Какой толщины должен быть стеганый поддоспешник?..

И так каждый день. С Шутником разговаривать было бесполезно, а Мартина попросить заткнуться я не мог – как-никак он согласился стачать мне сапоги из шкур черных лягушек. И хоть запросил ни много ни мало – половину жалованья, мне даже в голову не пришло торговаться: любой нормальный сапожник за работу с невыделанной кожей потребовал бы в три раза больше. Вот и приходилось слушать весь этот бред.

И что я заметил – вовсе не отличавшемуся раньше особой любовью к Церкви Габриелю постоянно приходилось ее защищать. А проведший, как оказалось, в церковных гарнизонах полжизни Мартин весьма аргументированно поливал церковников грязью.

– Мир катится в бездну, – с трудом протыкая толстой иглой прочную лягушачью кожу, как-то раз заявил он. – И надо быть слепцом, чтобы не видеть этого. Скоро у Империи начнутся тяжелые времена, попомните мое слово.

– У Империи? Даже не смешно, – естественно, не согласился с ним Шутник.

– Понятно, что не смешно. И если ничего не изменится, дальше вообще грустно будет. А все отчего? – Мартин сделал еще одну дыру, отложил заготовку подметки в сторону и сам ответил на свой вопрос: – Оттого, что нет среди людей единства, слишком много нас. Нелюдям в этом отношении проще – у них даже самые упертые давно сообразили: чтобы выжить, надо сбиться в стаю. А Церковь привыкла всех на своих и чужих делить. Доделится когда-нибудь. Поодиночке нас вырежут. Это если сами друг друга в могилу не загоним.

– Бред! – уже более категорично высказался Шутник. – Да если что Империю и объединяет – так это Церковь.

– Верно, Империю объединяет. Только не надо забывать, что Империя и род людской – это разные вещи. Когда Семеро восстание устраивали, чего они добивались? Сплотить всех против нелюдей? Сохранить Империю? Хрена с два! Власти они хотели. И что в итоге вышло? Северные княжества и Худые герцогства от нас отошли? Отошли. Норлинг независимость получил? Получил. Западные острова больше не в Империи? Не в Империи. Вот как Церковь нас сплотила.

– Ну это когда было! Давай тогда вспоминать, что тыщу лет назад происходило! – обеспокоенно покосился на горцев Габриель, но те сосредоточенно пялились на игровую доску и к спору не прислушивались. – При чем здесь трудные времена?

– А при том! – отрезал Мартин и потер припухшее запястье левой руки, на котором алело родимое пятно размером с серебряный щит. – В Восточном Норлинге сейчас кто у власти? Язычники-солнцепоклонники. Островитяне на людей уже даже и не похожи. На чьей стороне они выступят? Да им проще с нелюдями, чем с Церковью, столковаться. А вампиры? А ну так они тоже в стороне не останутся? И ни эльфы, ни лесные орки старых обид не забыли. Как только запах кровь почуют, мигом мирные договоры в отхожее место спустят.

– Силы небесные! – тяжело протянул Шутник. – Островитян еще при деде Карла Бездетного за нормальных людей никто не считал. Так, глаза закрывали. И приди к власти не Церковь, а герцог Гальт – он бы всю страну кровью залил. Ну и кому от этого лучше было бы? А? – Габриель уставился на Мартина и, не дождавшись ответа, продолжил: – Да и не смогут нелюди промеж собой договориться. Никогда не смогут. Они ж друг у друга крови не меньше выпили. А про Восточный Норлинг и вовсе можно забыть – покуда он Западный под себя не подомнет, на север даже не посмотрит. Да еще с юга к ним нечисть так и лезет. Тоже головная боль. Нет, Эр-Мигул сколько угодно бряцать оружием может, с Империей он связываться не станет.

– Оно и наоборот верно: Эр-Тора нам на помощь прийти не сможет, – остался при своем мнении Мартин. – А нелюдям договариваться между собой нужды нет. Они мигом старые обиды забудут, когда от Империи кусок отхватить возможность представится. И одной искры хватит…

Фургон резко замедлил ход, и я чуть не врезался головой в борт. Снаружи кто-то три раза легонько стукнул по доскам, и мы, похватав оружие, припали к щелям. Неужто бандиты? Нет, налетчики нам время на сборы не дали бы. Здесь что-то другое.

Потеснив настороженно замершего с дротиком в руке возницу, я вылез на козлы и огляделся. А! Вот оно в чем дело – путь обозу перегородил выехавший на середину дороги рыцарь на здоровенном битюге. Доспехи его были порядком посечены, а герб на щите выгорел до полной неразличимости. Серый шерстяной плащ не мог скрыть потрепанных кожаных ремней и плохо счищенную с железных пластин ржавчину. Позади него, натягивая вожжи, пытался удержать коня на месте оруженосец, а на обочинах выстроилась дюжина плохо вооруженных слуг. Пожалуй, даже не слуг, а согнанных с полей сервов. Даром что с топорами и короткими пиками.

– Стойте! – наконец успокоив коня, крикнул оруженосец и затрубил в потрескавшийся охотничий рог. – Вы проезжаете через земли кавалера Арк-Шатли!

– И какая нам с того радость? – Развалившийся на козлах переднего фургона Руфус вовсе не казался обеспокоенным, но горцы внимательно посматривали на не столь уж далекие от дороги кусты.