Повязанный кровью - Страница 64

– К оружию! – не дал нам даже перевести дыхание сменивший Стивенсона давешний лейтенант.

Чертыхнувшись, я снял болтавшийся за спиной тяжеленный круглый щит, кое-как просунул левое предплечье в ремни и вытащил из ножен тупую железную полосу в руку длиной. Одно радует: выступают против нас не тренированные пехотинцы, а такие же, как мы, новобранцы из других казарм. И пусть им не пришлось преодолевать полосу препятствий – шансы на победу у меня оставались неплохие.

Доставшийся мне противник – невысокий молодой крестьянин с уверенностью первого парня на деревне сразу же пошел в атаку и по широкой дуге рубанул тренировочным мечом. Прекрасно представляя, насколько сложно правильно управляться с этой железякой, я отступил назад, пропустил меч и, когда парня развернуло ко мне боком, не особо сильно приложил его чуть повыше колена. Вес тренировочной железяки оказался таков, что тот не удержался на подогнувшейся ноге и рухнул на землю. Готов.

Вот только на этом дело не закончилось, и по команде лейтенанта ко мне тут же кинулся вооруженный сразу двумя топорами детина, который уже успел разобраться со своим соперником. У этого были все шансы превратить меня в отбивную, и действовать пришлось незамедлительно: сделав шаг вперед, я, словно орудуя коротким мечом, распластался в длинном выпаде и нацелил свою железяку в прореху на обшитой железными кольцами куртке. Детина среагировал чуть позже, чем следовало, и, напоровшись на закругленное острие меча, сам выбил из себя дух. Зараза, чуть запястье не вывихнул.

Но и это было еще не все: на сей раз моим соперником стал посланный лейтенантом пехотинец, который ехидно улыбнулся и даже не стал поднимать с земли треугольный щит. И тут уж несладко пришлось мне.

Солдат был полностью уверен в собственных силах и торопиться не стал: поначалу короткие и осторожные замахи длинного меча набирали силу и скорость постепенно, но моя левая рука вскоре начала утрачивать чувствительность и все медленнее управлялась с неудобным щитом, которым и парировалась львиная доля ударов. Не желая нагружать ноющее запястье правой, я уворачивался, уклонялся, когда мог – подставлял щит и старался не отводить тяжелый клинок пехотинца крестообразной гардой собственного меча. О контратаках пришлось позабыть, и, чувствуя, как с льющимся с меня потом утекают последними силы, крыл себя последними словами за столь легкомысленно прогулянные уроки фехтования.

И все же несколько раз мне удалось нанести неплохие удары, но пехотинец, зараза, легко отвел их наручем левой руки. Наконец, наигравшись, он как-то ловко приподнял мой меч своим, шагнул вперед и впечатал колено в пах.

Ё-о-о… Едва не потеряв сознание от скрутившей низ живота боли, я согнулся и рухнул на вытоптанную площадку. Твою тень…

– Майк! – Где-то высоко над головой в ставшем вдруг хрустально-прозрачном пространстве раздался рык лейтенанта.

– Да, господин!

Зажимая руками отбитый пах, я перевернулся на живот и успел заметить, как от прямого в челюсть Майк, словно подрубленное дерево, плашмя рухнул на землю.

– Ты что творишь, сын шакала и ослицы?! – Разбушевавшийся лейтенант добавил сапогом по ребрам и снова заорал: – Я тебя чему учил?! Да будь у этого доходяги нормальный меч, ты бы без руки остался!

– Господин… – с трудом поднимаясь на ноги, пробормотал сплюнувший кровь пехотинец.

– Убирайся с глаз моих, недоносок! И скажи капралу, чтоб эту седмицу гонял тебя наравне с новобранцами! Проваливай! И Стивенсона ко мне пришли!

Я осторожно поднялся на ноги, чувствуя, как медленно отступает боль, сделал глубокий вдох и огляделся по сторонам. Тренировочные схватки уже завершились, и, что меня не особенно удивило, Арчи и Шутник вышли победителями из всех трех поединков. Кроме них против пехотинца продержаться смог только вооружившийся цепью широкоплечий парень чуть постарше меня. Всем остальным это оказалось не по зубам.

– Звали, господин? – остановился подбежавший к лейтенанту Стивенсон.

– Пять человек отведешь к лейтенанту Эмерсону. И дюжину стрелков из волонтеров. Он давно уже просит. Да, стрелков отбери получше. А то, не приведи Господь, Торсону нажалуется.

– Кого из каторжан забирать?

– Этих двух. – Лейтенант указал на меня и еще одного новобранца, которого, хлеща ладонями по щекам, пытался привести в чувство низкорослый пехотинец. – И тех, кто твоих парней уделал.

– А остальных?

– Кто два круга прошел – к Хайнцтрогу, один – к Йохансону. Остальных на твое усмотрение. Доходяг обратно по казармам.

– Слушаюсь, господин. – Перестав сутулиться, Стивенсон приложил правую ладонь к сердцу и склонил голову.

– Выполняй. И выбей дурь из Майка, а то он и сам сгинет, и других за собой утянет.

– Будет исполнено, господин.

Капрал Стивенсон был не из тех людей, что откладывают дела в долгий ящик. Приказав бедолаге Майку, к которому, впрочем, я не испытывал ни капли сочувствия, присоединиться к следующей партии новобранцев в беге через полосу препятствий, он взял себе в сопровождающие двух пехотинцев и повел нас на другой конец лагеря. Как оказалось, помимо главных ворот, имелся и другой выход: неприметная калитка, притаившаяся за покосившейся баней. И, как ни странно, с этой стороны ее никто не охранял. Необходимости в этом, видимо, особой не было: вела калитка не на улицу, а в расположение одного из пехотных отрядов.

Посреди небольшого пустыря стоял двухэтажный сруб, к которому притулился ветхий сарайчик. Вдоль одного забора шли вкопанные в землю ростовые мишени, вдоль другого – изрядно порубленные мечами и топорами бревна. На натянутых меж двух столбов веревках сушилось постиранное белье.