Повязанный кровью - Страница 88

Ждать пришлось недолго. Я только хлебнул набранной во фляжку ключевой воды, как со стороны деревни послышались быстрые шаги нескольких весьма спешивших человек. Дорогу они особо не выбирали, а потому то и дело громко ругались, оставляя клочья одежды на сучьях кустов и спотыкаясь о повалившиеся заборы.

Я потихоньку вытащил из ножен меч, и тут из-за зарослей сирени выскочили три запыхавшихся человека. Двое в серых камзолах из некрашеной шерсти, один и вовсе в нательной рубахе. Но все при оружии. И мешки дорожные, чем-то набитые, за спинами болтаются.

Неужели в наше отсутствие мятежники в деревню наведались? Похоже на то.

Первый из бегунов даже не успел понять, что происходит, когда появившийся на тропинке Арчи низовым ударом фламберга подсек ему ноги. Второй замахнулся саблей, но взметнувшееся вверх извилистое лезвие перерубило ребра и глубоко вошло в бок.

Последний оставшийся в живых мятежник в полной мере воспользовался заминкой мастерски управлявшегося с двуручным мечом здоровяка и как испуганный заяц метнулся прочь. Я шагнул ему навстречу и, широко размахнувшись, рубанул сверху вниз – направленный наискось клинок разрубил ключицу и засел в груди.

Поспешив освободить меч, я настороженно замер на месте, но Арчи жестом показал, что все в порядке, и, присев на корточки, перерезал горло зашедшемуся в беззвучном крике мятежнику с перерубленными ногами.

Внезапно мне почудилось чье-то присутствие, и, резко крутнувшись на месте, я наткнулся взглядом на замершую на расстоянии вытянутой руки фигуру, с ног до головы укрытую от солнечных лучей черным плащом. В глухом капюшоне не было даже прорезей для глаз, да и сам человек казался до нереальности расплывчатым.

Вестник!

Помимо своей воли я протянул ему правую руку и тут же почувствовал, как обожгла раскрытую ладонь холодная тяжесть металла. Опустил глаза и застонал – черный перстень был мне прекрасно знаком. Ладонь сама собой сжалась в кулак, и лишь уколовшая ее длинная игла боли вывела меня из полуобморочного состояния.

Брат! Бра-а-ат!

– Что за кольцо? – поинтересовался бесшумно подошедший Арчи, который не смог разглядеть принесшего страшную весть призрака.

– Какое кольцо? – Я разжал правый кулак и показал здоровяку пустую ладонь.

– Показалось, наверное, – недоуменно пробурчал Арчи. – Смотри, вон тот – это не из батраков Фиценвольда?

– Вроде крутился там такой. – Я безучастно всмотрелся в лицо парня с отрубленными ногами. – Точно, он еще с утра телегу разгружал.

– Дуй, капрала предупреди, я покараулю.

– Хорошо, – кивнул я и побежал в деревню.

Не то чтобы в предложении Арчи был хоть какой-то смысл, но мне требовалось остаться одному. Все же не каждый день получаешь такие известия.

На бегу я разжал левый кулак и увидел, как черное родовое кольцо начало, трепеща тенями, медленно истаивать на солнечном свету. Мне с грехом пополам удалось успокоить сбившееся дыхание и удержать выступившие на глазах слезы.

Покойся с миром, брат. И пусть тени примут твою душу.

Вскоре от черного перстня – посмертной весточки моего единственного брата, остался лишь заморозивший руку холод, и, выкинув из головы все посторонние мысли, я поклялся отомстить. Пусть эта клятва не может быть исполнена прямо сейчас, ее время придет, и кто-то кровью заплатит за смерть Бенедикта.

Одно непонятно: почему Бенедикт выбрал меня? Почему не отправил перстень отцу?

Надо ли говорить, что в деревню я прибежал не в самом лучшем расположении духа? А когда добрался до дома Фиценвольда, к полыхавшей в груди ненависти и скорби прибавилось холодное и расчетливое желание убить. Убить, как недавно выразился Шутник, не из-за бессмысленной жажды разрушения, а чтоб неповадно было. Во имя добра и справедливости, гори они в аду.

На воротах со скрученными за спиной руками висел старший сын хозяина, в груди и животе которого засел десяток арбалетных болтов. У сарая с раскроенной головой в луже крови валялся Гюнтер, а изрубленное тело так и не выпустившего топор Фиценвольда кто-то отволок от дома к амбару. Из распахнутых дверей сеней высовывались накрытые драной тряпкой девичьи ноги, рядом, зажав руками окровавленную на животе рубаху, скорчился мальчишка, еще утром просивший меня показать ему меч.

Все это в одно мгновение промелькнуло у меня перед глазами, и только потом я заметил привалившегося к стене дома мятежника с арбалетным болтом в груди. И еще одного распластавшегося у сарая в некогда сером, а теперь от засохшей крови темно-багровом камзоле.

Топтавшийся посреди двора арбалетчик с позеленевшим лицом молча указал мне на огород, и я тут же бросился туда. Между хлевом и птичником под охраной полудюжины волонтеров стояли трое пленных. Двое все в тех же серых камзолах, третий в полном боевом снаряжении тяжеловооруженного рыцаря. Только снятый шлем валяется на земле и длинные пряди слипшихся от пота темно-каштановых волос облепили лицо.

– Вы еще пожалеете, черви, что посмели поднять руку на рыцаря! Мой сюзерен барон Бейкферн этого так не оставит! Я лично прослежу, чтобы вас всех посадили на кол!

Побледневшие волонтеры наставили на застигнутых на месте преступления мятежников арбалеты, но лично у меня были большие сомнения, что у кого-нибудь из них хватит духу выстрелить в благородного господина. Слишком сильно въелся во вчерашних крестьян страх перед неминуемым наказанием за подобный поступок. И слишком мало еще на них крови, чтобы они почувствовали ее вкус и дурманящую и застилающую здравый смысл уверенность в собственных силах.